Походная канцелярия. Калисфен диктует Тимону.
КАЛИСФЕН. ...а увидел то стремительный Клит и, поспешив на помощь, в последний миг отрубил руку, поднявшую меч на Александра... Записал?
ТИМОН. Сейчас, учитель.
КАЛИСФЕН. Вижу, мысли твои были не с Александром. (Тимон виновато опускает голову). О, нынешняя молодёжь! Дела славнейшие не волнуют их воображение...
ТИМОН. Я всегда сам мечтал стать прославленным воином.
КАЛИСФЕН. А почему не знаменитым историком? Или поэтом?
ТИМОН. К воинам слава приходит в молодости. А к мудрецам и поэтам – когда у них выпадут зубы и волосы, члены трясутся в немощи, и женщины уже не могут подарить прежней радости.
КАЛИСФЕН. Вот заблуждения нетерпеливой юности! Настоящая любовь приходит к поэтам, когда они прозябают в безвестности, а настоящая слава – после смерти.
Вошедший Филон слышит последнюю фразу.
ФИЛОТ. Пойдём со мной, Тимон, и, может быть, сегодня получишь от судьбы первую половину из обещанного тебе премудрым Калисфеном.
КАЛИСФЕН (ворчливо). Посредственность обычно проявляется в отсутствии воспитания и скромности.
ТИМОН. Он воин, учитель, и для него слава скромного человека – слишком скромная слава.
ФИЛОТ. Хорошо сказано, Тимон. Бросай свои пергаменты и вступай в мой отряд, носящий имя Ахилла, самого могучего и славного воина.
КАЛИСФЕН. Прославлен сверх меры
Могучий Ахилл
В поэме Гомера,
Что слеп был и хил.
ФИЛОТ. Елены Прекрасной
Прекрасна любовь...
КАЛИСФЕН. Гомер этой сказкой
Волнует нам кровь.
ТИМОН. Хитрейшим из смертных
Прослыл Одиссей...
КАЛИСФЕН. Приходится верить
Поэту тех дней.
ФИЛОТ. Что ж слава такое,
Один дай пример?
КАЛИСФЕН. Славней всех героев
Великий Гомер.
ТИМОН. В поэме Гомера,
Что слеп был и хил,
Прославлен сверх меры
Могучий Ахилл.
КАЛИСФЕН (Тимону). Мы закончили. (Уходит)
ФИЛОТ (оглянувшись). Сегодня храм закрыт, и Верховный жрец в дорожном одеянии отправился куда-то на осле.
ТИМОН. Ты думаешь, что я смогу её увидеть?
ФИЛОТ. Ну, там увидим, чего ты сможешь. Вернее, что сможешь, то и увидишь...
Храм со стороны «служебного входа».
ТИМОН. А что я ей скажу?
ФИЛОТ. Ну, придумай, даром, что ли, ты состоишь при нашем историке.
ТИМОН. (поднимает руку, чтобы постучать в дверь, и снова опускает её) Послушай, Филот, ведь сегодня второе число, а приёмный день будет седьмого.
ФИЛОТ. О, боги! Он действительно влюблён. Боится перепутать день и рискует жизнью, посягая на девственность жрицы, принадлежащей богу! (Стучит в дверь).
А теперь действуй сам. (Отступает в тень). В дверях появляется молоденькая, вертлявая жрица.
ЖРИЦА. Привет!
ТИМОН (растерянно). Ты кто?
ЖРИЦА. Аглая, прорицательница по личным вопросам. Какие проблемы?
ТИМОН. Понимаешь, мне..., нам...
ФИЛОТ. Прости, но у него дело серьёзное.
АГЛАЯ (обиженно). С этого бы и начинали. Стучит в дверь два раза. Появляется другая жрица, по нашим понятиям, бальзаковского возраста, полная и тоже очень располагающая к откровенности.
ЖРИЦА. Моё почтение! Постумия, прорицательница по
серьёзным вопросам: ремёсла, сельское хозяйство, торговля...
ФИЛОТ. ...промышленность?
АГЛАЯ. Ну, ты даешь!
ПОСТУМИЯ. Какая промышленность при рабовладельческом строе!?
ФИЛОТ. Ладно, девочки, меня бы вы устроили, но ему дозарезу надо посоветоваться с вашей, этой, как её...
АГЛАЯ. По общим вопросам, что ли?
ФИЛОТ. Точно.
АГЛАЯ и ПОСТУМИЯ. Сейчас. (Стучат три раза. Появляется Иола. Филот видит, что это, наконец, та, и увлекает прочь Аглаю и Постумию).
ФИЛОТ. Объясните-ка мне, и чего вы, такие красотки, подались в жрицы?
ПОСТУМИЯ. Пенсия у нас повышенная с тридцати пяти...
ФИЛОТ. А если нарушите обет?
АГЛАЯ. Выгонят с позором...
ПОСТУМИЯ. И без выходного пособия.
ФИЛОН. Но выпить-то вам дозволяется? (Уводит их). Иола и Тимон некоторое время смотрят друг на друга.
ТИМОН. Молю тебя о жалости-любви,
Любви, что не измучает надеждой,
О чистой и возвышенной любви,
Единственной, бесхитростной и нежной...
ИОЛА. Ты очень уж стремителен и смел,
Хоть многое прощается поэту,
Но надо, чтобы ты уразумел –
Принадлежу я богу по обету.
ТИМОН. Когда ты мне являешься во сне,
Пленяя совершенством линий,
Проходишь, как соперница весне,
Одетая то жрицей, то богиней...
ИОЛА. Довольно неуклюжа лесть,
Признание нахала и невежды.
И наперёд советую учесть,
Богини чаще ходят без одежды.
ТИМОН. Так будь моей богиней!
ИОЛА. Умерь свои порывы, мальчик. Играй словами, но не головою. Слишком близкое соседство опасно и для богов, и для людей.
ТИМОН. Видят боги, я для них не страшен. Вершинам Олимпа я предпочту долину между бёдер прекрасной Иолы.
ИОЛА. Эй, эй. Опять забылся.
ТИМОН. Да, опять. А тебе никогда не хотелось забыть свой сан и стать обычной женщиной, влюблённой и любимой? Стать матерью сынов и дочерей?
Вбегают Филот с Аглаей и Постумией.
ФИЛОТ. Фотий вернулся!
Входит Верховный жрец. Все почтительно склоняют головы.
ФОТИЙ. Что здесь происходит, Иола?
ФИЛОТ. Мы хотели... Мой друг хотел получить толкование своему сну и потому...
ФОТИЙ. Порядков не знаете? Сегодня второе число, придёте через пять дней.
ФИЛОТ. Прощай.
ТИМОН. Прощай, Иола.
ИОЛА (шепчет Тимону). Здесь же. Ночью, после второй стражи.
Тимон и Филот уходят. Слышится солдатская песня, с нею вваливается толпа воинов во главе с Александром.
ЗАПЕВАЛА. На столе графин вина,
Только нету стакана.
Тут явилась мне Афина:
- Пей, - сказала, - из графина!
ХОР. Нам по колено море и реки,
Нам помогает Зевс.
Мы – молодые древние греки,
Били, бьём и будем бить всех.
ЗАПЕВАЛА. Встретил я в лесочке деву,
Предложил свернуть налево.
Тут явилась Афродита
И сказала мне: - Иди ты...
ХОР. Нам по колено море и реки,
Нам помогает Зевс.
Мы – молодые древние греки,
Били, бьём и будем бить всех.
Подвыпившие воины пускаются в пляс, втаскивают в круг Аглаю и Постумию, которые не очень-то и сопротивляются. Кто-то пытался «пригласить» Иолу, но она бросает наглеца, как заправский дзюдоист.
ФОТИЙ. Прекратите!
АЛЕКСАНДР. А! Верховный жрец! Вот кстати! Попробуй предсказать, что ждёт меня хотя бы в ближайшие пять лет.
ГЕФЕСТИОН. И прорицательница здесь. Возвести-ка царю его судьбу. Нас она тоже беспокоит. Его судьба – судьба всех нас.
ПЕРДИККА. Всей армии.
ПАРМЕНИОН. Всей Греции.
ПТОЛОМЕЙ. И всего мира!
ФОТИЙ. Предсказаний не будет. Богам угодно говорить в седьмой день месяца.
ЭВМЕН. Послушай, Фотий. Нельзя ли посоветоваться с богами сегодня, а на седьмой день мы совершим необходимые жертвоприношения и всё, (позвякивает кошельком) что полагается. А ты в священной книге запишешь про- рочества седьмым числом.
ФОТИЙ. Богам возносят молитвы, а не торгуются с ними.
АЛЕКСАНДР. Он прав, Эвмен. Седьмого, так седьмого. Пиши указ: - Я, Александр Македонский, во всех подвластных странах ввожу свой календарь, подвинув дни на пять вперед. Дату поставь сегодняшнюю.
ФОТИЙ. Опомнись, Александр. Порядок месяцев и дней установлен Зевсом.
ЭВМЕН. Пустое! Мне теперь задача, как взыскать налоги за эти пять дней.
Александр тем временем подходит к жрицам, хватает Иолу за руку.
АЛЕКСАНДР. Ну так, услышу я вещие слова из твоих уст, которые назвал бы божественными, не принадлежи они богу?
Иола упирается, пытается вырвать руку, а Александр исхитряется ущипнуть её под туникой.
ИОЛА. Я вижу, для тебя нет преград.
АЛЕКСАНДР (тотчас отпускает её). Все слышали? Нет для меня преград!
ВОИНЫ. Все! Все слышали! Слава Александру! Слава!
АЛЕКСАНДР. Нет для меня преград! Я ощутил Вселенную в своей руке. (Повторяет жест, будто щиплет кого-то). Благодарю тебя, Фотий. Эвмен, порви указ – я передумал. Запевай!
Уходят с той же песней.
ИОЛА (потирая руку). Ну и хватка у нашего царя.
ФОТИЙ. Несчастная! Кто тебе позволил болтать без смысла!?
ИОЛА. Я не собиралась ничего говорить...
ФОТИЙ. Собиралась! Ты открывать рот должна только с моего ведома и говорить лишь то, что я позволю.
ИОЛА. Или что дозволят боги?
ФОТИЙ. Конечно, боги.
ИОЛА. То-то. И не кричи на меня. Коли ты сам не мог остановить царя, что я могла сделать.
ФОТИЙ. Нет для тебя царей. Ты – возлюбленная бога! А этого смертного, что посмел коснуться тебя, мы простим, ибо в опьянении он не контролировал свои поступки.
АГЛАЯ и ПОСТУМИЯ. Мы его простили.
Во дворце, зал для приёмов, обстановка довольно скромная. В углу разговаривают Александр и Гефестион.
АЛЕКСАНДР. Что ещё?
ГЕФЕСТИОН. Удивляются твоему равнодушию к женщинам. Жена Дария – первая красавица в Персии. И дочери его прекрасны и свежи... А ты относишься к пленницам, словно к почётным гостям. Ужель в тебе не говорит...
АЛЕКСАНДР. Говорит. Но я могу заставить молчать кого угодно, и даже самого себя.
ГЕФЕСТИОН. Ради чего? Готов поклясться, ни один герой не совершал и половины твоих подвигов, а тебе всего-то 25 лет.
АЛЕКСАНДР. Я не делаю ежедневные расчёты. Всё или ничего. Я должен покорить все царства и народы, весь мир. Чтобы выше меня стояли только боги!
ГЕФЕСТИОН. Ты, Александр, глядишь слишком далеко. Нам достанет хлопот с Дарием. Хоть дважды он разбит в сражениях, но под его рукой держава вдвое больше нашей.
СТРАЖНИК. (Из дверей, не замечая Александра и Гефестиона). Послы от Дария! (увидев идущего навстречу Птоломея, повторяет для него, потише) Послы от Дария.
ПТОЛОМЕЙ. Зови послов, а сам побыстрей сыщи Александра.
Стражник уходит, появляются двое персов и тут же падают ниц перед Птоломеем.
СТАРШИЙ ПОСОЛ. Великий царь! От Дария-царя тебе привет!
Птоломей приосанивается. Александр и Гефестион, незамеченные, с интересом наблюдают эту сцену.
ПТОЛОМЕЙ. Ну и ну! (чешет в затылке). Вставайте и объясните, с чем пришли.
СТАРШИЙ ПОСОЛ. Великий царь! Наш повелитель, несравненный Дарий, предлагает тебе половину своего царства, от Геллеспонта до Ефрата, одну из дочерей в жёны, 10000 талантов золотом и дружбу свою...
МЛАДШИЙ ПОСОЛ. ...которой нет цены...
СТАРШИЙ ПОСОЛ. ...на вечные времена.
ПТОЛОМЕЙ. А не надует нас ваш несравненный Дарий?
СТАРШИЙ ПОСОЛ. Как ты сказал, великий царь?
ПТОЛОМЕЙ. Я сказал, что надо поразмыслить. Обождите там.
Послы пятятся к выходу. Выходит Парменион.
ПАРМЕНИОН. Так где здесь царь? Вряд ли понравится Александру, чтобы кто-то примерял на себя его имя.
ПТОЛОМЕЙ (после секундного замешательства). Эй, послы! Подите-ка сюда. Вы ошиблись. Я не царь.
Персы падают ниц перед Парменионом.
СТАРШИЙ ПОСОЛ. Великий царь! Наш повелитель, несравненный Дарий...
Замолкает, увидев приближающихся Александра и Гефестиона. Александр старательно хмурится, Гефестион давится от смеха.
АЛЕКСАНДР. Что здесь происходит? К какому царю прислал вас Дарий?
СТАРШИЙ ПОСОЛ. К Александру, царю македонян и греков.
АЛЕКСАНДР. Я – Александр.
Персы падают ниц.
СТАРШИЙ ПОСОЛ. Великий царь! Наш повелитель...
АЛЕКСАНДР. Стоп! Всё знаю. Подите вон, мы будем совещаться. (Обождав, пока персы уйдут). Я видел представленье с самого начала. Вам, кажется, обоим не противна роль царя?
ПАРМЕНИОН. О, Александр! Я сам был возмущён бесстыдством Птоломея. А он, застигнутый врасплох, напустил на меня этих глупцов, неспособных отличить царя от царедворца (кивает на Птоломея) или от воина.
ПТОЛОМЕЙ. Да кабы не борода, никто бы тебя и не принял за царя.
ПАРМЕНИОН. Я сорок лет командую войсками и доволен судьбой, а ты, всё лезешь вверх и не можешь остановиться. Вот и нынче...
АЛЕКСАНДР. Погоди, Парменион. Дай слово сказать и Птоломею.
ПТОЛОМЕЙ (Александру). Для тебя и для друзей
Я – служака Птоломей,
А для персов царь и я
И не хуже Дария.
Самый захудалый псарь
Для собак - могучий царь.
Так для персов царь и я
Мог быть вместо Дария.
Александр – царь царей,
Всех отважней и мудрей,
А для персов царь и я
Что-то вроде Дария.
Всем царям ты дал урок
И для персов ты – как бог.
Дарий – царь им, царь и я.
Ты же выше Дария!
АЛЕКСАНДР. А в этой песенке есть смысл.
ГЕФЕСТИОН. Да, наш Птоломей умён.
АЛЕКСАНДР. Ладно, ступайте все и соберите Совет.
Александр остаётся. А через короткое время в зал входят Пердикка, Филот, Калисфен с Тимоном, Эвмен, Парменион, Птоломей, Фотий, Гефестион, Клит.
АЛЕКСАНДР. Позвать послов. (Те входят). Стой, не вались. Повторите, что предлагает нам Дарий.
СТАРШИЙ ПОСОЛ. Мой повелитель...
АЛЕКСАНДР. Короче!
СТАРШИЙ ПОСОЛ (продолжает скороговоркой). ...несравненный Дарий предлагает тебе половину царства от Гелеспонта до Ефрата (среди придворных шёпот удивления), свою дочь в жены, 10000 талантов золотом (восторженный гул) и дружбу...
МЛАДШИЙ ПОСОЛ. ...которой нет цены.
СТАРШИЙ ПОСОЛ. На вечные времена!
КРИКИ. Слава Александру! Победа! Слава!
АЛЕКСАНДР (Тимону). Все записал?
ТИМОН. Да, Александр.
АЛЕКСАНДР. Что ж, хочу я выслушать мнения друзей.
Замешательство, никто не решается. Слово берёт старейший.
ПАРМЕНИОН. Я сорок лет провёл в походах и сражениях. Но о такой победе не могли помыслить ни я, ни твой отец Филипп. Ты, Александр, отныне прославлен навеки. Будь я Александром, я бы принял эти предложения.
АЛЕКСАНДР. И я...
КРИКИ. Слава! Слава! (Не дают Александру продолжить до тех пор, пока он не хватает стулом оземь. Все замолкают).
АЛЕКСАНДР. И я бы принял, будь я Парменионом. Но я – Александр! Мне Дарий предлагает свою дочь, которую я могу взять и без его согласия. Он готов отдать половину царства, уже не принадлежащего ему. (Послам) Передайте Дарию: мира не будет, доколе не признает он себя моим сатрапом и данником.
СТАРШИЙ ПОСОЛ. Но, царь, как...
АЛЕКСАНДР. Молчи! Для тебя царь – Дарий. Я – царь для греков. А для персов я – бог! И непокорных буду я карать, как бог, жестоко. И Дарий, если вздумает противоречить, убедится скоро, что нет преград моей божественной воле. Ступайте!
Персы уходят, пятясь и кланяясь.
КЛИТ. Приняв условия Дария, ты ничуть бы не унизил себя. И дал бы отдых, наконец, солдатам.
ЭВМЕН. Ты – великий полководец, но зачем же стулья ломать? И казна у нас не переполнена.
АЛЕКСАНДР. Что думает премудрый Калисфен?
КАЛИСФЕН. Продолжить войну или заключить достойный мир, тебе решать, Александр. И если персы уверуют, что ты - не человек, а бог, то это тебе облегчит дальнейшие победы. Но одновременно уменьшит их славу. Ибо дело, славное для смертного – пустяшная забава для богов.
АЛЕКСАНДР (подумав). Ты прав, Калисфен. Да, я хочу облегчить путь войска моего, достаточно принявшего невзгод. А славы хватит всем. И греки знают, что я не бог, а человек, и, раненый в бою, я истекаю кровью такой же, как они... Итак, через неделю мы выступим навстречу Дарию. Какие были знамения, Фотий? Какие настроения у солдат?
ФОТИЙ. Последнее знаменье было: основать здесь Центральный Храм Зевса-Громовержца и посвятить два месяца торжествам в его честь. Солдаты будут недовольны, если их поднимут раньше.
АЛЕКСАНДР. Ну, ничего, могут появиться и другие зна- мения.
КЛИТ. Будь спокоен. У нас дня не проходит, чтобы кому-нибудь что-нибудь не привиделось во сне ли, наяву иль просто спьяну.
ФОТИЙ. Боги посылают знамения многим, многократно подтверждая свою единственную волю. Знамения и сны разных людей обычно не противоречат друг другу.
КАЛИСФЕН. Не нам судить о знамениях и снах, а толкования их в твоём храме, действительно, всегда единообразны.
ФОТИЙ. А ты, Калисфен, поточней записывай их, чтобы сверять потом свою историю с предначертаниями богов.
АЛЕКСАНДР. Не обижайся на Калисфена, Фотий. Он известный циник и скептик. До сих пор ты всё предсказывал верно, пророча мне удачу и победы. Пусть будет так и впредь. И ты, клянусь богиней мудрости Афиною-Палладой, никогда не ошибёшься. И слава твоего храма обойдёт со мною весь мир. (Продолжает деловым тоном). Так я буду молиться о благоприятном знамении, и да пошлёт нам Зевс соответствующие сны. Тогда я смогу завтра просить у тебя их толкование. Договорились?
Хлопает жреца по плечу, тот аж приседает. Остальные, довольные, регочут. Затем все уходят. Задерживаются Парменион и Фотий.
ПАРМЕНИОН. ...Да, пока богам тесновато в старом храме. Не удивлюсь я, если они пошлют знамения, противные новому походу.
ФОТИЙ. Всё может быть, но волю богов нам не дано пре дугадать. Другое дело – настроение солдат.
ПАРМЕНИОН. Ну, разве можно сравнивать настроения людей и волю богов?!
ФОТИЙ. Божественные знамения не всегда понятны смертным. А ты, Парменион, любим и почитаем войском и, как никто другой, способен повлиять на горячие головы солдат.
ПАРМЕНИОН. Не преувеличивай мои возможности. Часто я хуже понимаю солдат, мне подчинённых, чем ты – богов, которым все мы подвластны. (Проходящему солдату) Это ты, Диомед? Проводи-ка меня, старика. Заодно и потолкуем о предстоящем походе...
Внутренность храма. Ночное освещение. Главный вход, служебный, дверь в спальню Иолы. Фотий, стараясь не шуметь, передвигает статуи богов. Роняет одну из них. На шум выходит Иола, со светильником.
ИОЛА. Кто здесь? Ты, Верховный жрец?
ФОТИЙ. Тише.
ИОЛА. А я уж подумала, что ко мне явился бог. Зачем ты повалил Афину? Что ты хочешь от богини мудрости?
ФОТИЙ. Не задавай дамских вопросов и помоги мне.
Поднимают статую.
ИОЛА. Она же стояла не здесь.
ФОТИЙ. Неважно.
ИОЛА (оглядываясь). А на её месте воинственный Арей, Гермес встал рядом с Артемидой, Гефест, бог кузнецов, потеснил Аполлона, покровителя искусств. К чему эти перемещения? Не всё ль равно богам, в каком порядке стоят их изображения?
ФОТИЙ. Им всё равно. А люди склонны видеть в любом изменении порядка особый смысл и высшее значенье.
ИОЛА. Для чего же ты затеял перестановку?
ФОТИЙ. Т-с-с-с! Я ничего не трогал. Боги чем-то недовольны и переменой мест решили показать людям своё неодобрение. И завтра тебе придётся объявить все новые замышления людей противными воле богов. Ты поняла?
ИОЛА. Понять нетрудно.
ФОТИЙ. А я их не касался.
ИОЛА. Само собой. Объясни только мне...
ФОТИЙ. Довольно разговоров. Иди-ка лучше спать, вторая стража близко.
ИОЛА. Когда ты уйдешь.
ФОТИЙ. Дура!
Уходит. Иола, приладив зеркальце на руках богини, причёсывается. Снаружи доносятся два удара в щит. Иола выходит и возвращается, ведя за руку Тимона. Он робеет.
ИОЛА. Ты что, напуган столь многочисленным обществом?
ТИМОН (не сразу, но смелеет). О, нет, прекрасная Иола. Я просто не в себе от счастья. Мне кажется, что это сон, и дважды ущипнул себя за руку, и всё ещё не верю.
ИОЛА. Так ущипни за более чувствительное место. Для влюблённого ты слишком недоверчив.
ТИМОН. Не смейся над своим рабом, Иола. С полудня я молил богов приблизить ночь и руки простирал к медлительному Фебу... (Простирает руки, Иола вкладывает в них свои. Он касается их губами...)
ИОЛА. О, ты весь горишь. Феб раскалил твои уста?
ТИМОН. И кровь, и мысли. Сегодня за восемь часов я написал поэму о своей любви к тебе, и двенадцать песен.
ИОЛА. Порядочно.
ТИМОН. И все посвящены одной тебе, моей богине!
О, подари мне всю себя, молю,
И сердца доброту, и глаз твоих сиянье,
И миллионы поцелуев, и твою
Божественную грудь, и каждое дыханье.
Всю душу мне отдай и тело тоже...
ИОЛА (прерывает его). Прекрасные стихи!
ТИМОН. А вот дальше...
ИОЛА (целует его). Потом, потом. (Увлекает его к спальне. Но тут со стороны главного входа появляется человек. Иола успевает втолкнуть Тимона в спальню. Поднимает светильник). Кто осмелился нарушить покой бессмертных?
ЧЕЛОВЕК (приближаясь). Не пугайся. Я – Александр.
ИОЛА. Кто бы ты ни был, здесь тебе находиться не место и не время.
АЛЕКСАНДР. Ты сердишься? Я утром вёл себя недостойно. Прости, я был немного перевозбуждён.
ИОЛА. Сказать попроще, ты был пьян.
АЛЕКСАНДР. И всё равно прости.
ИОЛА. Прощаю. За этим ты пришёл в полночный час?
АЛЕКСАНДР. Я не думал, что встречу тебя. Хотел один в ночной тиши моленья вознести богам, чтобы ниспослали они благоприятные знамения для моих замыслов.
ИОЛА. К чему такая спешка?
АЛЕКСАНДР. Завтра на глазах всей армии я обращусь к бессмертным и через посредство Иолы и Фотия услышу их мнение. Ныне у меня почему-то нет уверенности, что совпадёт оно с моими стратегическими планами.
ИОЛА. Любимец Зевса, Александр усомнился в расположении богов?
АЛЕКСАНДР. Боги людей наделяют удачей,
Властью, отвагой, личною дачей.
Но насладиться такими дарами
Мы не сумеем без женщины, сами.
С детства страшимся мы голоса неба,
Грозных богов непонятного гнева.
С юных же дней нет обиднее вещи,
Чем равнодушье и холодность женщин.
ИОЛА. Милость богов да пребудет с тобой,
Не докучай им пустым славословьем.
Боги беспомощны перед Судьбой,
Женщины – только перед Любовью.
Точный расчёт не поможет тому,
Кто не поверит надежде летучей.
Как у Любви на посылках Амур,
Так у Судьбы – Вероятность и Случай.
АЛЕКСАНДР. Судьба моя в твоих руках. Молю тебя, не противоречь моим намереньям, какими бы дерзкими они ни показались.
ИОЛА. Нет для тебя преград, Александр. (Почти падает в его объятия. Александру остаётся только подхватить её, он явно не ожидал такого исхода. Но делать нечего – целует её). Я предскажу всё, что захочешь.
АЛЕКСАНДР. Моя царица! (Соориентировавшись, ведёт ее к спальне). Моя богиня!
ИОЛА (спохватывается). Нет, нет. Нельзя!
АЛЕКСАНДР. Всё можно, всё.
ИОЛА (нежно и непреклонно). Завтра, Александр, завтра.
АЛЕКСАНДР (не настаивая). Прощай, моя судьба.
Но тут открывается дверь храма. Иола устремляется навстречу входящему. Это – Фотий. Александр прячется в спальню.
ИОЛА. Верховный жрец? Решил проверить, не вернулись ли боги на свои места?
ФОТИЙ (обходя храм). Мне померещились голоса людей. Кто был здесь?
ИОЛА. Никого. Клянусь, с твоим приходом стало здесь одним человеком больше.
ФОТИЙ. А с моим уходом станет на одного человека меньше. (Оказавшись у спальни, неожиданно толкает дверь. Оттуда вылетает некто, сбивает с ног жреца и убегает. Фотий вскакивает и бросается в погоню за ним). Стой! Я узнал тебя!
Слышны его удаляющиеся крики.
АЛЕКСАНДР (выходя из спальни). Ай да жрица! (Ему смешно. Когда же возвращается Иола, выглядывавшая из дверей храма, он принимает вид обиженного любовника). О, я наивный глупец! Так вот почему не сегодня, а завтра! Как мог я поверить женщине! Всем обещаниям и клятвам её – одна цена. Прощай...
ИОЛА. Постой, Александр! Теперь я прошу тебя, будь снисходительным и выслушай сначала.
АЛЕКСАНДР. Неужто я кажусь таким ослом, что надеешься ты выдать черного барана за белую овечку?
ИОЛА. Да, это был юноша, ты не ошибся.
АЛЕКСАНДР. В самом деле? Я не ошибся? Ты не шутишь?
ИОЛА. Ты знаешь, он поэт. И ему необходим объект для вдохновенья. Он боготворит меня и даже в мыслях не дерзнёт коснуться края моей одежды.
АЛЕКСАНДР. Готов поверить, что касался он середки, а не края.
ИОЛА. Как ты мог подумать!? Ему достаточно сидеть на расстоянии в пять локтей от меня и декламировать свои элегии, поэмы, гимны. Здесь, в чужой стране, я единственная женщина-гречанка, способная оценить его стихи... А безответная любовь вдохновляет поэта, как бедность – полководца.
АЛЕКСАНДР. Как я хотел бы верить!
ИОЛА (медленно приближаясь к нему). Верь, верь мне, Александр! Это правда, как то, что завтра ты услышишь счастливое пророчество от имени богов.
АЛЕКСАНДР. О, если бы до завтрашнего благословения моим делам я бы получил благословение моей любви!
ИОЛА. Ты будешь счастлив... (Александр поднимает её на руки и несёт в спальню). Но в счастии своём не забывай несчастливых и обещай мне...
АЛЕКСАНДР. Всё, что пожелаешь.
Ногой открывает дверь спальни.
Зал во дворце. Александр - на троне. Приближённые непринуждённо болтают, некоторые даже стоят спиной к царю.
АЛЕКСАНДР. А где твой писец, Калисфен?
КАЛИСФЕН. Ума не приложу, он сегодня не ночевал в палатке.
АЛЕКСАНДР. Пусть ночует хоть в Греции, но на службу должен являться вовремя.
КАЛИСФЕН. Придётся наказать его.
АЛЕКСАНДР. Накажи, накажи.
ЭВМЕН. Александр, слышал последний анекдот?
АЛЕКСАНДР. Ну-ка, выдай.
ЭВМЕН. Вчера, ты знаешь, вернулся Селевк с отрядом. Пришёл ко мне составлять отчёт. Перечисляет трофеи: оружие, золото, рабов... И, говорит, 400 верблюдов. Я переспросил: «Мне показалось там не более трехсот». А он в ответ: «400 – в пересчёте на одногорбые».
Общее веселье.
АЛЕКСАНДР (смеясь). Ай да Селевк! Шутник! (уже серьёзнее) Лишить его награды за поход. (Эвмену) А в отчёте для Греции без лишних слов оставь 400.
Появляется Фотий, волоча связанного Тимона.
ГЕФЕСТИОН. Глядите, Верховный жрец готовится к походу и упражняется в переноске тяжестей.
КЛИТ. Пожалуй, Фотий мог бы поднять и мраморную статую такой же величины.
ЭВМЕН. Навряд ли. Готов поставить 10 золотых.
КЛИТ. Отвечу я.
ПЕРДИККА. Я думаю, поднимет, а 100 локтей не пронесёт.
ФОТИЙ. Вели молчать им, Александр.
По знаку Александра все замолкают.
АЛЕКСАНДР (Фотию). Что это значит?
ФОТИЙ. Он осквернил святыню храма. Его поступок безбожен и (продолжает, понизив голос) ...аморален! Я застал его у жрицы. Боюсь, что он успел...
АЛЕКСАНДР. Не успел он, готов поклясться.
ФОТИЙ. Как ты можешь знать?!
АЛЕКСАНДР. По его виду. Тимон, поди сюда. Правду сказал Верховный жрец?
ТИМОН. Может быть. Но я не слышал его речей сейчас и не помню, куда попал спьяну вчера.
ФОТИЙ. Чего ж ты кинулся бежать, не зная за собой вины?
ТИМОН. Твой вид мне показался очень страшен.
ФОТИЙ. Лжёт, негодяй!
АЛЕКСАНДР (Тимону). Как ты подтвердишь свои слова?
ТИМОН. Посуди сам, Александр, мог бы догнать меня жрец, будь я трезвым? Пусть сейчас попробует. Если догонит...
ПЕРДИККА. Десять против одного, что не догонит.
АЛЕКСАНДР. В самом деле, Фотий, на бегуна ты не похож.
ФОТИЙ. Он споткнулся и упал. А ночью и трезвый может оступиться.
КАЛИСФЕН (тихо Александру). До сих пор Тимон отличался примерным поведением. Он - мой первый помощник. И обладает поэтическим даром.
АЛЕКСАНДР. Слыхал – песенки сочиняет.
КАЛИСФЕН. Он ещё набирает силу и, как знать, не зреет ли в Тимоне твой Гомер. А он ко всему ещё и умён. И это для нас его самое ценное качество.
АЛЕКСАНДР. Поэту нужен ум?
КАЛИСФЕН. Герой поэмы может просто
Превзойти поэта ростом,
Благородством, красотой
И душевной чистотой.
Может быть честней поэта
(И счастливее при этом),
И физически сильнее...
Но только не умнее,
Но только не умнее!
АЛЕКСАНДР. Фотий, твоя бдительность в наблюдении нравов похвальна. И всё же обстоятельства дела не ясны. Тимона я не прощаю, но отдаю на поруки Калисфену.
ТИМОН. Благодарю тебя, Александр. Ты справедлив не меньше, чем отважен.
ФОТИЙ. Помни, Александр, боги не прощают обид.
АЛЕКСАНДР. Будь я уверен, что Тимон виновен, разве посмел бы нанести обиду богам, когда надеюсь получить от них благословение моим замыслам.
ФОТИЙ. Что ж, если боги нынче изменят отношение к тебе, будешь знать причину их гнева.
АЛЕКСАНДР. Ты прав, Фотий. Пойдём же к храму и, может быть, узнаем, что нам назначено небесами. (Поворачиваясь к остальным) Объявите по лагерю: общий сбор на площади. Я обращусь к солдатам с исторической речью.
На трибуне перед храмом Александр, лицом к площади, вполоборота к зрителям. Вокруг приближённые. Рядом с трибуной – жертвенник, дым от него окуривает жрицу – Иолу.
АЛЕКСАНДР (заканчивает речь). ...Вы стяжали славу непобедимых. А новый поход сделает Грецию владычицей мира, и каждого воина ждёт вечная слава и богатство. Принесём же обильные жертвы богам, чтобы они послали нам счастливые знамения и покровительство.
КРИКИ. Слава! Веди нас, Александр!
Дым жертвенника становится гуще. Жрица впадает в транс.
ФОТИЙ. Боги не остаются равнодушными к великим замыслам и посылают вещие сны тем, кто достоин доверия.
ГЕФЕСТИОН (по знаку Александра). Я нынче видел необычный сон, быть может, он имеет важное значенье.
ФОТИЙ. Говори. Внемли словам Гефестиона, жрица.
ГЕФЕСТИОН. Мне снилось, иду я мимо сада и вижу румяное яблоко высоко на ветке. Нацелился сбить его копьём, как вдруг из ветвей прыгнула на меня с мяуканьем противным дикая кошка. Но напоровшись на копье, упала и издохла. (Пауза). Вот и всё.
ФОТИЙ. А яблоко ты не достал?
ГЕФЕСТИОН. А кошка сдохла, напоровшись на моё копье.
ФОТИЙ. Гм, не радует меня такой сон. То, что хотел, ты не достал. Однако, подождём, что скажут боги. Эй, жрица, ты слышала отважного Гефестиона?
ИОЛА (раскачиваясь, в трансе). Враги македонцев погибнут, сражённые острым оружьем. Плоды же румяные детям оставьте, сами ищите занятье, достойное воинов.
КРИКИ. Слава! Боги к нам благосклонны!
ДИОМЕД (пробиваясь к трибуне). И мне привиделся сон непонятный и страшный.
ФОТИЙ. Говори, ничего не скрывая.
ДИОМЕД. Преследуя лань, вбежал я за нею в пещеру. И вдруг из темноты на меня бросился лев пышногривый. Меч я успел обнажить, но лев ударом лапы когтистой выбил его из руки и, безоружному, голову мне откусил.
АЛЕКСАНДР. Как же ты запомнил сон?
ДИОМЕД. Тут я проснулся.
ФОТИЙ. Сон вещий, нет сомненья. Наводит на мысль о вреде поспешности и недооценки врага. Однако не будем гадать. Эй, жрица, ты слышала Диомеда?
ИОЛА. Сон вещий правдив. И сбудется точно. Останется без головы Диомед.
КРИКИ. О, несчастный! Молись! Не ходи на охоту!
АЛЕКСАНДР (вздохнув с облегчением). Возьми кошелёк, Диомед, и вкуси доступные радости жизни.
Эвмен передаёт кошелёк, Диомед не в состоянии даже произнести слова благодарности. Вбегают младшие жрицы, падают на колени.
ФОТИЙ. Аглая, Постумия, что вы дрожите?
АГЛАЯ. Ужас! Несчастье! В храме...( голос её прерывается).
ПОСТУМИЯ. В храме изображенья богов поменялись местами, извечный порядок нарушив.
ФОТИЙ. Что ты болтаешь, порожденье ослицы!?
ПОСТУМИЯ. Клянусь! Гефест занял место Аполлона...
АГЛАЯ. Нептун отодвинул Арея...
АЛЕКСАНДР. Гефестион и Пердикка, проверьте.
ПАРМЕНИОН. Внемли, Александр, предупреждению богов. На моей памяти случались подобного рода знаменья – последствия были ужасны, даже когда один из богов покидал своё место. Здесь же - все разом.
ФОТИЙ. Если Гефест потеснил Аполлона,
Ждёт нас в искусствах упадок,
Небо низвергнет дожди и циклоны...
Нужен стабильный порядок.
Если Нептун занял место Арея,
Выйдут хитоны из моды.
Мир заключайте, как можно скорее
И отложите походы.
Если от вас отвернулась Фортуна,
Лучше затихнуть на время,
Не вылезать лишний раз на трибуну,
Ногу не всовывать в стремя.
ПТОЛОМЕЙ. Я бы с места не тронулся до появления новых знамений.
ФИЛОТ. Всё напрасно. Если боги предвещают несчастье, значит, будет оно.
КАЛИСФЕН. Можно и вновь заслужить благосклонность богов, а на ложном пути потерять её невозвратно.
Возвращаются Гефестион и Пердикка. Все умолкают.
ГЕФЕСТИОН. Жрицы правду сказали...
ВОИНЫ Горе нам! Чем прогневили мы небо? Горе нам! Горе!
ФОТИЙ. Тихо! Внемлем же воле богов. Эй, жрица, ты слышала, что в храме случилось?
ИОЛА. Недаром извечный порядок нарушен богами. Как раз накануне похода, замышленного Александром. Что ждёт Александра? Что ждёт Александра? Что ждёт Александра? Не завидуйте, люди, судьбе Александра. Слава его превысит меру, доступную смертным. Боги на вершине Олимпа потесниться готовы, чтобы принять его в штаты бессмертных.
Все отступают от Александра в молчании. Он стоит, гордо откинув голову, с улыбкой, подобающей богу. После минутной паузы - всеобщее ликование.
АГЛАЯ и ПОСТУМИЯ (исполняют ритуальный танец и поют).
Мы, жрицы, очень строги,
В нас вкладывают боги
Священные слова,
Священные слова.
Кому не поздоровится,
Чем сердце успокоится,
Чья крепче голова,
Чья крепче голова -
Нам всё про всех известно,
Мы божества невесты,
Не ведаем мужей,
Не ведаем мужей.
А Саша Македонский
Вполне свой парень в доску,
Он лучше всех, ей-ей.
Он лучше всех, ей-ей.
И мы ему готовы
Служить не только словом –
Лишь только свистнет он,
Лишь только свистнет он.
Такой он симпатичный,
Такой демократичный,
Фигурой – Аполлон,
Фигурой – Аполлон.
Как царь, он благороден,
К тому ж, красив и моден,
Любезен, как поэт,
Любезен, как поэт.
Ещё совсем немного
И прослывёт он богом,
У нас сомнений нет,
У нас сомнений нет